Сьюзан Хилл - Женщина в черном [пьеса ужасов]
![Сьюзан Хилл - Женщина в черном [пьеса ужасов]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
Обзор книги Сьюзан Хилл - Женщина в черном [пьеса ужасов]
Женщина в черном
Пьеса ужасов.
Переложение Стефана Маллатрат
По книге Сьюзан Хилл
The Woman In Black
Based on the novel by Susan Hill
Adapted by Stephen Mallatratt
Перевод с английского Романа Мархолиа
Премьера в театре Стефан Джозеф в Скарборо, состоялась 11 декабря 1987 года с участием:
Джона Стикланда в роли Актера
Доминик Леттс в роли Киппса
Лесли Миид в роли Женщины
Режиссер: Робин Херфорд
Художник: Макл Холт
Также, пьеса была поставлена в Театре Лирик в Лондоне 11 января 1989 года в следующем составе:
Актер: Чарльз Кэй
Киппс: Джон Дьютин
Женщина: Никола Слоан
Спектакль был перенесен на сцену Театра Стренд в Лондоне 15 февраля 1989; Плейхаус, Лондон 18 апреля 1989 и в Театр Фортуна, Лондон 7 июня 1989 года в том же составе, где он играется с успехом на протяжении уже пяти лет с различными составами исполнителей.
Действующие лица:
Актер
Киппс
Женщина
Действие происходит в маленьком викторианском театре.
Первый акт
Маленький викторианский театр.
Зеркало сцены украшено позолотой и ангелочками, занавес открыт, декорации отсутствуют. На сцене множество разной одежды, коробок, ящиков и мебели. Эти предметы будут использованы по ходу пьесы — среди прочего пара стульев, кресло-качалка, высокий стул для конторки, покрывало, кофр. Театральный газ отделяет авансцену от арьерсцены. За этим занавесом ничего не видно, пока нет освещения, тени от мебели ложатся на этот занавес. Действие происходит перед занавесом и в зрительном зале до тех пор, пока не обозначено иное место. Дверь расположена на краю сцены. Эта дверь, которая, по-видимому, осталась от предыдущего спектакля, она плотно закрыта.
Свет в зале и дежурный свет на сцене.
Появляется мужчина средних лет. Он читает рукопись. Стоит на сцене. Это человек, по имени Киппс, будет называться в пьесе не Киппс, а Актер.
Из глубины зала, идя по проходу, появляется молодой человек. Это актер, которого мы будем называть не Актер, а Киппс.
Свет в зале остается. Актер на сцене читает рукопись.
Актер. (Читает) Было девять тридцать, в ночь перед Рождеством. Я шел по длинному коридору моего дома, из обеденного зала, где мы только что вкусно поужинали, направляясь в каминную, где расположилась моя семья, я остановился, и затем, как обычно это делал, завершая ужин, подошел к входной двери, открыл ее и вышел на улицу.
Киппс. (из зрительного зала) Мне должно быть интересно, не так ли?
Актер. Конечно.
Киппс. Тогда не читайте, как пономарь.
Актер. Боюсь, я не понял.
Киппс. Заставьте меня увидеть этот коридор, заставьте увидеть этот дом, почувствовать вкус и запах вкусного праздничного ужина!
Актер. Но это невозможно.
Киппс. Нет, сэр! Почувствуйте сами и пробудите наше воображение.
Актер. Простите, но я не актер.
Киппс. Конечно, нет. (пауза) Сначала. Попробуйте еще раз.
Актер. (читает) Я шел по длинному коридору моего дома, из обеденного зала, где мы только что вкусно поужинали …
Киппс. Простите меня. Я знаю, все это очень важно для вас. Поэтому, я думаю, вам будет неприятно это услышать. Но я обязан сказать — пожалейте зрителей.
Актер. Что?
Киппс. Мы сейчас одни в театре. Эти пустые кресла, конечно, не станут противиться Вашему бормотанию. Но, поверьте, сэр, если вы будете так произносить текст перед зрителями, то увидите, они, один за другим, побегут из зала.
Пауза.
Актер. Было девять тридцать, в ночь перед Рождеством. Я шел по длинному коридору моего дома, из обеденного зала …
Киппс. Длинный коридор?
Актер. Совершенно верно.
Киппс. А почему длинный?
Актер. Потому что он был такой.
Киппс. Подумайте о зрителе. Зачем им это знать?
Пауза
Актер. Извините. Я просто отнимаю у Вас время. (Он кладет свою рукопись в карман и собирается уходить)
Киппс. Стойте.
Актер. Это глупая затея. Мне не стоило приходить сюда.
Киппс. Но раз Вы пришли. К тому же заплатили мне за этот день. Я не согласен работать в пол силы.
Актер. Пожалуйста, я…
Киппс. Нет, сэр. Только не пытайтесь уйти, а то я запрыгну на сцену и заставлю вас прочесть все сонеты Шекспира без исключения!
Актер. Я…
Киппс. Нет! Мы сделаем из Вас Ирвинга!
Актер. Я не хочу быть Ирвингом. Все что я хочу, честно говоря, чтобы моя история была рассказана. Была рассказана …и забыта. С божьей помощью. Чтобы меня перестали мучить кошмары.
Киппс. Именно за этим Вы пришли ко мне.
Актер. Да.
Киппс. Потому что у меня опыт в этом деле.
Актер. Да.
Киппс. И я расскажу вам об основах выступления на публике, дам пару советов, как выразить свое чувство и сделать его понятным зрителю, и, кроме всего прочего, вселю в вас уверенность для выступления на сцене.
Актер. Уверенность?
Киппс. Да, уверенность. Итак. Девять тридцать. Рождественская ночь. Волнение. Предчувствие. Морозный воздух. Потрескивание свечей. Дети уснули, под их кроватками чулки для подарков, семья счастлива, покой, радость — и что важнее всего-мир.
Пауза. Актер собирается с мыслями.
Актер. Было девять тридцать, в ночь перед Рождеством. Я шел по длинному коридору (Пауза) Было девять тридцать, в ночь перед Рождеством. (Пауза) Было девять тридцать, в ночь перед Рождеством…
Киппс. Сколько было времени?
Актер. Девять тридцать…
Киппс. Неужели в ночь перед Рождеством? Боже всемогущий!
Актер. Извините меня, это бесполезно, я…
Киппс. Но это не освоишь за пять минут. Вы думали, стоит выйти на сцену, выучив текст, и публика начнет вам аплодировать? Я правильно понял? Тогда зачем Вам моя помощь? Я что, должен был говорить «Это прекрасно, лучше не бывает». Поверьте, игра на сцене — это искусство, замешанное на слезах и поте. У меня есть еще просьба, сэр, каждый раз, когда я даю вам какой-нибудь совет, пожалуйста, не опускайте свою роль и не замирайте столбом на сцене.
Актер. Совет?
Киппс. Да! Совет!
Актер. Это больше похоже… на обвинение.
Киппс. Чем дальше, тем сложнее.
Актер. Знаете, я не хочу никакого спектакля. Нет. Мне кажется, в этом ошибка. Я хочу — рассказать это. Не более. Перед моей семьей, и только. Рассказать тем, кого это касается. Я не актер — и у меня нет амбиций, но — те ужасные вещи, которые случились со мной — они должны быть — я должен- их высказать. Для того, чтобы успокоиться, для душевного равновесия.
Киппс. Вы говорите, что вы не артист.
Актер. Это правда.
Киппс. У Вас в руках текст, который придется читать пять часов. И если Вы, неопытный актер, выйдите на сцену, перед самой доброжелательной публикой, и начнете бормотать дольше, чем это нужно, чтобы сыграть Короля Лира, то не стоит удивляться, если закончив, Вы увидите, что зал уснул.
Актер. Пять часов?
Киппс. Как минимум.
Актер. Боже мой. (Пауза) Не знаю… пять часов? (Пауза. Он садиться в кресло) Боже, я не смогу. (Пауза. Во время которой он поднимает глаза на Киппса) Но это должно быть рассказано. Я не могу больше держать это в себе. Это должно быть рассказано.
Затемнение. Когда свет возвращается, свет в зале гаснет. Киппс теперь на сцене, с ролью в руках. Киппс читает его достаточно хорошо. Немного актерствует, конечно, но с вдохновением и опытом. Актер спустился в зал, чтобы слушать.
Киппс. Было девять тридцать, в ночь перед Рождеством. Открыв дверь и выйдя на улицу, я, с облегчением на сердце, почувствовал, что погода изменилась. Всю прошлую неделю лил дождь, было сыро, и окрестности тонули в тумане. Моя душа томилась. Но теперь облака и туман рассеялись и спрятались, как воры в ночи, звезды засверкали на небе, и полная луна в ледяном нимбе взошла над горизонтом. Трое ребятишек спали наверху в своих кроватках, под которыми лежали чулки для подарков. Что-то было особенное в самом воздухе этой ночи. Не понимаю почему, но старые воспоминания, которые, как мне казалось, умерли навсегда, готовы были ожить и нарушить мой душевный покой. Как будто мне предстояло вновь столкнуться со смертельным ужасом и душевными муками, хотя ничто этого не предвещало. Я бросил прощальный взгляд на морозную тьму, облегченно вздохнул и вошел в дом, в общество моей счастливой семьи. В дальнем углу комнаты стояло дерево, украшенное горящими свечами и мишурой, а под деревом лежали подарки. Стояли вазы с белыми хризантемами, и по центру комнаты пирамида из позолоченных фруктов и корзина с цукатами, осыпанных пряностями, запах которых, смешиваясь с запахом ели, создавал неповторимый аромат Рождественской ночи. Мне сообщили, что я прервал их беседу. «Мы рассказываем друг другу истории с привидениями — настоящие рождественские истории!» Так и было, они соревновались друг с другом, рассказывая страшные истории, от которых стыла кровь в жилах. Они рассказывали о влажных каменных стенах пустых замков и увитых плющём руинах монастырей, о запертых комнатах и о тайных темницах, холодных склепах, и вскрытых могилах, о завываниях и визгах, скрипах и стонах. Это было соревнование, приятное и невинное развлечение молодых людей, в этом не было ничего мучительного или недостойного для меня, ничего, что я мог бы осудить. Я не хотел казаться занудой, старым и скучным. Я отвернулся, чтобы никого не смущать. «А теперь, твоя очередь» «О, нет», — сказал я, — «у меня нет истории». «Ты должен знать историю с привидениями, каждый, хотя бы одну, да знает». Да, да, конечно. Все время, пока я их слушал, одна и та же мысль мучила меня. Я хотел сказать: «Нет, нет, все не так. Это все сказки, все не так. Ничего зловещего, кровавого или жестокого — ничего такого…это смешно». На самом деле, все по-другому, и в то же время, ужаснее. «Извините, что разочарую вас», ответил я. «Но мне нечего вам рассказать!» И я вышел из комнаты, вышел из дома. Я был в страшном возбуждении, сердце у меня колотилось, я задыхался. Честно говоря, я всегда чувствовал, что мне никогда не забыть эту историю, она навсегда засела мне в душу. Да, у меня есть своя история, правдивая история, история о привидениях и зле, страхе и отчаянии, ужасе и трагедии. Но это не та история, которую стоит рассказывать в рождественскую ночь.
